Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897 - Страница 65

Общее значение Сисмонди и его теории формулировал отчетливо Маркс в следующем отзыве, дающем сначала очерк тех условий западноевропейской экономической жизни, которые породили такую теорию (и притом породили именно в ту эпоху, когда капитализм только еще начинал создавать там крупную машинную индустрию), а затем и оценку ее .

«Средневековое мещанство и сословие мелких крестьян были предшественниками современной буржуазии. В странах, менее развитых в промышленном и торговом отношениях, класс этот до сих пор еще прозябает рядом с развивающейся буржуазией.

В тех странах, где развилась современная цивилизация, образовалось – и как дополнительная часть капиталистического общества постоянно вновь образуется – буржуазное среднее сословие (которое колеблется между пролетариатом и буржуазией). Но конкуренция постоянно сталкивает принадлежащих к этому классу лиц в ряды пролетариата, и они начинают даже предвидеть приближение того момента, когда, с развитием крупной промышленности, они совершенно исчезнут, как самостоятельная часть современного общества, и в торговле, мануфактуре и земледелии заменятся надзирателями и наемными служащими.

В таких странах, как Франция, где крестьянство составляет гораздо более половины всего населения, естественно было появление писателей, которые, становясь на сторону пролетариата, прикладывали к капиталистическим условиям мелкобуржуазную и мелкокрестьянскую мерку и защищали дело рабочих с мелкобуржуазной точки зрения. Так возникло мелкобуржуазное социальное учение. Сисмонди стоит во главе этого рода литературы не только во Франции, но даже и в Англии.

Это учение прекрасно умело подметить противоречия современных условий производства. Оно разоблачило лицемерный оптимизм экономистов. Оно указало на разрушительное действие машинного производства и разделения труда, на концентрацию капиталов и поземельной собственности, на излишнее производство и кризисы, на неизбежную гибель мелкой буржуазии и крестьянства, на нищету пролетариата, анархию в производстве, вопиющие несправедливости в распределении богатства, на разорительную промышленную войну наций между собой, разложение старых нравов, старых семейных отношений и старых национальностей .

Положительная сторона требований этого направления заключается или в восстановлении старых способов производства и обмена, а вместе с ними старых имущественных отношений и старого общественного строя; или же оно стремится насильственно удержать современные способы производства и обмена в рамках старых имущественных отношений, которые они уже разбили и необходимо должны были разбить. В обоих случаях оно является реакционным и утопическим одновременно.

Цеховая организация промышленности и патриархальное сельское хозяйство являются последним его словом» .

Справедливость этой характеристики мы старались показать при разборе каждого отдельного члена в доктрине Сисмонди. Теперь же отметим лишь курьезный прием, употребленный здесь Эфруси в завершение всех промахов в его изложении, критике и оценке романтизма. Читатель помнит, что в самом начале своей статьи (в № 7 «Р. Б—ва») Эфруси заявил, что причисление Сисмонди к реакционерам и утопистам «несправедливо» и «неправильно» (I. с, стр. 138). Чтобы доказать такой тезис, Эфруси, во-первых, ухитрился обойти полным молчанием самое главное, именно связь точки зрения Сисмонди с положением и интересами особого класса капиталистического общества, мелких производителей; во-вторых, при разборе отдельных положений теории Сисмонди, Эфруси частью представлял его отношение к новейшей теории в совершенно неправильном свете, как мы это показали выше, частью же просто игнорировал новейшую теорию, защищая Сисмонди ссылками на немецких ученых, которые «не ушли дальше» Сисмонди; в-третьих, наконец, Эфруси пожелал резюмировать оценку Сисмонди таким образом: «Наш (!) взгляд на значение Симонда де Сисмонди, – говорит он, – мы можем (!!) резюмировать в следующих словах» одного немецкого экономиста («Р. Б.» № 8, стр. 57), и дальше цитируется отмеченный выше отрывок, т. е. только частичка характеристики, данной этим экономистом, причем отброшена именно та часть, где выясняется связь теории Сисмонди с особым классом новейшего общества, и та часть, где окончательный вывод гласит о реакционности и утопизме Сисмонди! Мало этого. Эфруси не ограничился тем, что выхватил частичку отзыва, не дающую никакого понятия о целом отзыве, и, таким образом, представил в совершенно неверном свете отношение этого экономиста к Сисмонди. Он пожелал еще прикрасить Сисмонди, как будто бы оставаясь лишь передатчиком взглядов того же экономиста.

«Прибавим к этому, – говорит Эфруси, – что по некоторым теоретическим воззрениям Сисмонди является предшественником самых выдающихся новейших экономистов : вспомним его взгляды на доход с капитала, на кризис, его классификацию национального дохода и т. д.» (ibid.). Таким образом, вместо того, чтобы прибавить к указанию заслуг Сисмонди немецким экономистом указание того же экономиста на мелкобуржуазную точку зрения Сисмонди, на реакционный характер его утопии, – Эфруси прибавляет к числу заслуг Сисмонди именно те части его учения (вроде «классификации национального дохода»), в которых, по отзыву все того же экономиста, нет ни одного научного слова.

Нам возразят: Эфруси может вовсе не разделять того мнения, что объяснения экономических доктрин следует искать в экономической действительности; он может быть глубоко убежденным в том, что теория А. Вагнера о «классификации национального дохода» есть теория «самая выдающаяся». – Охотно верим. Но какое же право имел он кокетничать с той теорией, о которой гг. народники так любят говорить, что они с ней «согласны», тогда как на деле он не понял абсолютно отношения этой теории к Сисмонди и сделал все возможное (и даже невозможное), чтобы представить это отношение в совершенно неверном виде?